Двадцать тысяч лье под водой - Страница 71

К оглавлению

71

– Сортировка жемчуга, по-видимому, работа трудная и канительная, – сказал канадец.

– Отнюдь нет, друг мой! Сортировка жемчуга производится посредством сита или решета. Имеется одиннадцать различных сит для отсеивания жемчужин. Жемчуг, который остается после просеивания в редком сите, имеющем от двадцати до восьмидесяти отверстий, считается первосортным. Жемчуг второго сорта остается на решетах, в которых от ста до восьмисот отверстий. Наконец, жемчуг третьего сорта остается на решетах, имеющих от девятисот до тысячи отверстий.

– Хитро придумано! – сказал Консель. – Я вижу, что сортировка и классификация жемчуга производится механически. Не скажет ли господин профессор, какой доход приносит эксплуатация промысловых районов морского жемчуга?

– Судя по книге Сирра, – отвечал я, – цейлонские жемчужные банки ежегодно приносят три миллиона акул!

– Франков! – заметил Консель.

– Да, да, франков! Три миллиона франков, – поправился я. – Но кажется, теперь жемчужные промыслы не столь доходны, как в прежние времена. Хотя бы взять, к примеру, американские жемчужные промыслы. При Карле Пятом они приносили ежегодно четыре миллиона франков, а теперь едва ли дают две трети этой суммы. В общей сложности годовой доход с жемчужных промыслов можно исчислить в девять миллионов франков.

– Но я слышал, – сказал Консель, – что некоторые знаменитые жемчужины оценивались очень высоко?

– Верно, мой друг! Говорят, что Цезарь подарил Сервилии жемчужину, стоившую сто двадцать тысяч франков на наши деньги!

– А вот я слышал, – сказал канадец, – что в древности одна дама пила жемчуг, растворенный в уксусе!

– Клеопатра! – заметил Консель.

– Напиток едва ли приятный на вкус! – прибавил Нед Ленд.

– Просто пренеприятный, друг Нед! – сказал Консель. – Зато рюмка такого раствора оценивалась в сто пятьдесят тысяч франков! Круглая сумма!

– Жаль, что эта дама не была моей женой, – сказал Нед Ленд, выразительно поглядывая на свои руки.

– Нед Ленд – супруг Клеопатры! – вскричал Консель.

– Я собирался жениться, Консель, – серьезно сказал канадец. – И не моя вина, что дело не сладилось. Я даже купил жемчужное ожерелье для Кэт Тендер, моей невесты. Но она, впрочем, вышла за другого. И что ж? Ожерелье стоило мне всего-навсего полтора доллара! Но – поверьте мне на слово, господин профессор, – ни одна жемчужина из этого ожерелья не прошла бы сквозь сито с двадцатью отверстиями!

– Мой дорогой Нед, – отвечал я смеясь, – это был искусственный жемчуг! Простые стеклянные шарики, наполненные жемчужной эссенцией.

– Все же эта эссенция должна дорого стоить, – возразил канадец.

– Эссенция ничего не стоит! Это не что иное, как серебристое вещество с чешуи рыбки-уклейки, растворенное в азотной кислоте. Даровое сырье.

– Поэтому-то, видно, Кэт Тендер и вышла за другого, – философски рассудил мистер Ленд.

– Но возвратимся к нашему разговору о драгоценных жемчужинах, – сказал я. – Не думаю, чтобы какой-нибудь монарх владел жемчужиной, равной жемчужине капитана Немо.

– Вот этой? – спросил Консель, указывая на великолепную жемчужину, хранившуюся под стеклом.

– Не ошибусь, оценив ее в два миллиона…

– …франков! – поспешил сказать Консель.

– Да, – сказал я, – в два миллиона франков. А капитану стоило только нагнуться, чтобы взять ее!

– Э-э! – вскричал Нед Ленд. – А почем знать, может, и нам завтра, во время прогулки, попадется такая же?

– Б-ба! – произнес Консель.

– А почему же нет?

– А на что нам миллионы на борту «Наутилуса»?

– На борту, верно, не на что, – сказал Нед Ленд, – но… в другом месте…

– Э-э! В другом месте! – сказал Консель, качая головой.

– В самом деле, – сказал я, – Нед Ленд прав. И если мы когда-нибудь привезем в Европу или Америку жемчужину стоимостью в несколько миллионов, это придаст большую достоверность и больший вес рассказу о наших приключениях.

– Я думаю! – сказал канадец.

– Неужто, – сказал Консель, возвращавшийся всегда к познавательной стороне вопроса, – ловля жемчуга опасное ремесло?

– О нет, – отвечал я с живостью, – особенно если принять некоторые меры предосторожности.

– А что может быть опасного в этом ремесле? – сказал Нед Ленд. – Разве только хлебнешь лишний глоток соленой воды!

– Совершенно верно, Нед! А кстати, – сказал я, стараясь принять беспечный тон капитана Немо, – вы боитесь акул, Нед?

– Я? Гарпунер по профессии! – отвечал канадец. – Мое ремесло – плевать на них!

– Речь идет не о том, чтобы поймать акулу на крюк, втащить на палубу судна, отрубить ей хвост топором, вспороть брюхо, вырвать сердце и бросить его в море!

– Стало быть, речь идет…

– Вот именно!

– В воде?

– В воде!

– Черт возьми! А на что при мне мой гарпун? Видите ли, господин профессор, акулы довольно неуклюжие животные. Чтобы хапнуть вас, им надобно перевернуться на спину… Ну а тем временем…

Нед Ленд произносил слово «хапнуть» с такой интонацией, что мороз пробегал по спине.

– Ну а ты, Консель? Как ты насчет акул?

– Я, – сказал Консель, – буду говорить начистоту с господином профессором.

«В добрый час!» – подумал я.

– Ежели господин профессор решается идти на акул, – сказал Консель, – как же я, его верный слуга, не последовал бы за ним!

Глава третья
ЖЕМЧУЖИНА ЦЕННОСТЬЮ В ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ

Наступила ночь. Я лег спать. Спал я дурно. Акулы играли главную роль в моих сновидениях, и я находил очень верным и в то же время неверным грамматическое правило, производящее слово «акула» – requin от слова requiem – «панихида».

71